Неточные совпадения
И, взявшись рукой зa холодный столбик, она поднялась на ступеньки и быстро
вошла в сени
вагона.
Простившись с княгиней, Сергей Иваныч вместе с подошедшим Катавасовым
вошел в битком набитый
вагон, и поезд тронулся.
Катавасов,
войдя в свой
вагон, невольно кривя душой, рассказал Сергею Ивановичу свои наблюдения над добровольцами, из которых оказывалось, что они были отличные ребята. На большой станции
в городе опять пение и крики встретили добровольцев, опять явились с кружками сборщицы и сборщики, и губернские дамы поднесли букеты добровольцам и пошли за ними
в буфет; но всё это было уже гораздо слабее и меньше, чем
в Москве.
Не останавливаясь, рабочие пошли, торопясь и наступая друг другу на ноги, дальше к соседнему
вагону и стали уже, цепляясь мешками за углы и дверь
вагона,
входить в него, как другой кондуктор от двери станции увидал их намерение и строго закричал на них.
Рабочие решительными мягкими шагами подошли к первому
вагону и хотели
войти в него, но тотчас же были отогнаны от него кондуктором.
— Да неужели
в третьем классе? — спросила Наталья Ивановна, когда Нехлюдов остановился против
вагона третьего класса, и артельщик с вещами и Тарас
вошли в него.
Нехлюдов
вошел в накаленный солнцем жаркий и вонючий
вагон и тотчас же вышел на тормаз.
В одном из
вагонов третьего класса, с рассвета, очутились друг против друга, у самого окна, два пассажира, — оба люди молодые, оба почти налегке, оба не щегольски одетые, оба с довольно замечательными физиономиями, и оба пожелавшие, наконец,
войти друг с другом
в разговор.
На одной станции у небольшого города, здания которого виднелись над рекой, под лесом,
в вагон, где сидел Матвей,
вошел новый пассажир.
Корзина с провизией склонилась
в руках ослабевшего человека, сидевшего
в углу
вагона, и груши из нее посыпались на пол. Ближайший сосед поднял их, тихо взял корзину из рук спящего и поставил ее рядом с ним. Потом
вошел кондуктор, не будя Матвея, вынул билет из-за ленты его шляпы и на место билета положил туда же белую картонную марку с номером. Огромный человек крепко спал, сидя, и на лице его бродила печальная судорога, а порой губы сводило, точно от испуга…
В вагон вошли только Шелковников, Андреа и двое влиятельных инженеров-бельгийцев. Квашнин сидел
в кресле, расставив свои колоссальные ноги и выпятив вперед живот. На нем была круглая фетровая шляпа, из-под которой сияли огненные волосы; бритое, как у актера, лицо с обвисшими щеками и тройным подбородком, испещренное крупными веснушками, казалось заспанным и недовольным; губы складывались
в презрительную, кислую гримасу.
Долинский взял саквояж
в одну руку и подал Даше другую. Они вышли вместе, а Анна Михайловна пошла за ними. У барьера ее не пустили, и она остановилась против
вагона,
в который
вошли Долинский с Дорой. Усевшись, они выглянули
в окно. Анна Михайловна стояла прямо перед окном
в двух шагах. Их разделял барьер и узенький проход.
В глазах Анны Михайловны еще дрожали слезы, но она была покойнее, как часто успокаиваются люди
в самую последнюю минуту разлуки.
В вагон входили и выходили едущие на короткие расстояния, но трое ехало, так же как и я, с самого места отхода поезда: некрасивая и немолодая дама, курящая, с измученным лицом,
в полумужском пальто и шапочке, ее знакомый, разговорчивый человек лет сорока, с аккуратными новыми вещами, и еще державшийся особняком небольшого роста господин с порывистыми движениями, еще не старый, но с очевидно преждевременно поседевшими курчавыми волосами и с необыкновенно блестящими глазами, быстро перебегавшими с предмета на предмет.
Во время отсутствия господина с дамой
в вагон вошло несколько новых лиц и
в том числе высокий бритый, морщинистый старик, очевидно купец,
в ильковой шубе и суконном картузе с огромным козырьком. Купец сел против места дамы с адвокатом и тотчас же вступил
в разговор с молодым человеком, по виду купеческим приказчиком, вошедшим
в вагон тоже на этой станции.
Вошел кондуктор и, заметив, что свеча наша догорела, потушил ее, не вставляя новой. На дворе начинало светать. Позднышев молчал, тяжело вздыхая, всё время, пока
в вагоне был кондуктор. Он продолжал свой рассказ, только когда вышел кондуктор, и
в полутемном
вагоне послышался только треск стекол двигающегося
вагона и равномерный храп приказчика.
В полусвете зари мне совсем уже не видно его было. Слышен был только его всё более и более взволнованный, страдающий голос.
Надежда Антоновна. Ах, это очень хорошо… Да, да, да, я вспомнила. Это теперь
в моду
вошло… и некоторые даже из богатых людей… для сближения с народом… Ну, разумеется, вы
в красной шелковой…
в бархатном кафтане. Я видела зимой
в вагоне мильонщика и
в простом бараньем… Как это называется?
Войдя в вокзал, генерал прежде всего исполнил приказание супруги и отправил к ней
в вагон огромный чайник чая с приличным количеством сахара.
Утро на другой день оказалось довольно свежее и сероватое. Бегушев для своей поездки
в Петергоф велел себе привести парную коляску: он решил ехать по шоссе, а не по железной дороге, которая ему не менее отелей надоела;
в продолжение своей жизни он проехал по ним десятки тысяч верст, и с тех пор, как они
вошли в общее употребление, для него вся прелесть путешествия пропала. «Так птиц только можно возить, а не людей!» — говорил он почти каждый раз,
входя в узенькое отделение
вагона.
В дверях
вагона послышался шум. Громко стуча каблуками, громко дыша и отплевываясь,
вошел Мишка Цыганок. Метнул глазами и остановился упрямо.
Когда я
вошел в приемную, все мои вчерашние спутники по
вагону были уже налицо.
Отворяется дверь, и
в вагон входит высокая, палкообразная фигура
в рыжей шляпе и
в щегольском пальто, сильно напоминающая опереточных и жюль-верновских корреспондентов*.
Петровна сбрасывает с себя узел, хватает
в руки большой жестяной чайник и выбегает из
вагона. Бьет второй звонок.
Входит маленький кондуктор с черными усиками.
За всю ночь, проведенную
в тряском
вагоне, Дуня не сомкнула глаз, раздавленная, разбитая массою новых впечатлений, и теперь все проносилось перед ней, как
в тумане. Наконец, доехали до места. Сошли. Держа
в одной руке узелок с ее убогим приданым и уцепившись другой за руку Микешки, Дуня
вошла в подъезд коричневого дома, показавшегося ей дворцом.
— Ты сумасшедшая! — сказал бледный Цвибуш, не решаясь
войти в богатый
вагон.
Станция. Поезд стоит пять минут. Перед третьим звонком
в описанный
вагон II класса
входит Подтягин. За ним шествует начальник станции,
в красной фуражке.
И
в первую дверь он
входит спокойно, улыбаясь, чтобы не казаться подозрительным, держа наготове изысканно-вежливое и убедительное «pardon!» — но
в полутемном
вагоне III класса так людно, так перепутано все
в хаосе мешков, сундуков, отовсюду протянутых ног, что он теряет надежду добраться до выхода и теряется
в чувстве нового неожиданного страха.
В вагон вошел хромой мужик, ускользнувший от глаз кондуктора. Он высунулся из окна и долго смотрел назад, где
в пыли, поднятой поездом, исчезал его товарищ.
Скрипнула дверь, пахнул сквозняк и
в вагон вошла личность угрюмого вида,
в крылатке,
в цилиндре и синих очках. Личность оглядела места, нахмурилась и прошла дальше.
На станции Провалье, — а такая есть на Донецкой дороге, —
в его
вагон вошел белокурый господин, средних лет, пухлый, с поношенным портфелем, и сел против.
Однажды вечером
в наш поезд
вошел подполковник пограничной стражи и попросил разрешения проехать
в нашем
вагоне несколько перегонов. Разумеется, разрешили.
В узком купе с поднятыми верхними сиденьями, за маленьким столиком, играли
в винт. Кругом стояли и смотрели.
В вагон входят три офицера без погонов и двое штатских.
Мы были верст за сорок от Иркутска.
В вагон вошел взволнованный кондуктор и сообщил, что на станции Иркутск идет бой, что несколько тысяч черкесов осаждают вокзал.
До шести утра мы ждали на станции: поезд маневрировал, для нас прицепили вагон-теплушку.
Вошли мы
в нее, — холод невообразимый,
в одном из окон нет рамы. Чугунная печка холодная. Некоторые из офицеров ехали с денщиками, — денщики ухитрились чем-то заделать выбитое окно, сбегали за истопником.
Вот и Петербург. Поезд замедлил ход,
вошел под навес…
В вагон ворвались несколько артельщиков.
В вагон входит франтоватый барин средних лет, с тщательно выбритым, еще красивым лицом и безукоризненными манерами истого джентльмена.